"У мене ледь не зупинилось тоді серце", - Андрій (Дарвін), головний сержант роти 3-ї ОШБр

ХТО з Мірошниченко

Меня зовут Андрей, мне 25. Я родом из Донецкой области, воюю, точнее нахожусь в ЗСУ и воюю уже пятый год. Вообще я родился в Донецке, но когда я был очень маленьким мы переехали и большую часть жизни я прожил в Покровске.

ЯК ПОЧИНАЛАСЯ ВІЙНА

Це тобі 25 років, виходить, що в 2014 році, коли війна почалась, тобі скільки було?

16-17 и я был в самом Донецке, я поехал учиться в военный лицей. Я прям застал эти инвазии сепаратистские на КАМАЗах, было смешно наблюдать, российские военные вылазили, их не много было там, они пофотографироваться, и прям с КАМАЗа с ними оператор России-24 с камерой выпрыгивал. Меняли флаги, потом я уже уехал из оккупированных областей обратно, домой, и все. Я учился в университете, прежде чем пойти в армию. Два года я проучился, я все два года реально понимал, что я занимаюсь какой-то х**ней, что происходят реально масштабные, великие события, причем практически дома, а я просто штаны протираю. Я не смог, психанул, все бросил и пошел на войну в первый раз в 2017 году, это мне было 19 лет. И я с тех пор здесь. Особенно после полномасштабного вторжения и особенно в нашей бригаде чувствую, что я на своем месте и я делаю все правильно теперь точно.

Який зараз вайб війни?

Раньше это был энтузиазм, мы все хотели воевать, реально, все, с кем я был — все хотели в бой, хотели лезть куда-то, все обижались что их не берут. Причиной перевода из подразделения, например, могло для человека быть то, что его не отправляют на войну, его просто возмущало что все воюют, а я нет. Он мог говорить "я хочу перевестись из-за вас". А сейчас это больше похоже на такую томную, давящую работу, но которую делать нужно. Ты просто уже не обращая внимания — успех или поражение будет в следующем бою, не обращая внимания — тяжело это будет или легко, ты просто понимаешь — у меня нет выбора, я должен это делать потому что так правильно, и как-то так спокойно, немного подавленно, но уверенно делаем одно и то же. Если сразу, с конца начать, то по поводу того, что я приехал, это мой последний бой, то было много раз такое в голове, но не из-за того, что думал что откажусь воевать, а из-за того, что думал что мы уже отсюда не выйдем. Я думаю, такое у всех бывает. И поразительно — воюешь, вот буквально за один день ты можешь с утра поехать на операцию, воевать, в серьезнейших боях побывать, вернувшись вечером можешь где-то в прифронтовом городе пить кофе. Это очень интересно так все осозновать. Сложно на войне, да, во многих вопросах, физически сложно, когда погода очень дождливая и грязи много — приходится проходить через литры мокрой грязи, тянуть раненых через это, когда пространство, большие дистанции, техника подъехать не может, вас вывезти, приходится пешком все это преодолевать, тянуть боеприпасы.

ПЕРЕД ШТУРМОМ

Скільки на тобі кілограмів?

Если ты не берешь с собой штурмовой рюкзак, то есть ты не предполагаешь что задержишься больше чем на день, тогда примерно килограмм до 30, если это нормальный штурмовик, который еще носит дополнительную кевларовую защиту. То есть скорее всего на нем автомат, патроны, бронежилет, каска — базовые. Потом кевларовая защита, как у нас — шеи, плечей, паха и кевларовые "поджопники" (то есть "поджопники могут быть с карематом, просто чтобы сидеть было удобно, мы в них пихаем тоже кевлар специальный есть) и защита ног бывает. Потом: у тебя есть дополнительное оружие, почти у всех есть. У меня, например, подствольный гранатомет, у некоторых РПГ, пулеметы, дополнительные боеприпасы на него, ну и там аптечка много не весит и турникеты по тебе развешаны, плюс тепловизоры, павербанки, рации и все вместе получается от 20 до 30 кг, у кого как.

Кроме того, что физически сложно, конечно, бывает психологически и даже не столько от страха, сколько от быта, как я говорил — у нас было в Бахмуте.

ОПЕРАЦІЯ В БАХМУТІ

Розкажи про побут у Бахмуті.

Операция была, ну как операция, просто мы держали там позиции один момент и мы находились на восточной окраине Бахмута, это было к началу наступления противника на Бахмут. Мы были в 5-этажных зданиях — там промзона, жилой сектор и четыре пятиэтажных здания стоят, как на море остров — видно их отовсюду. И мы сидели в одном здании, а противник сразу в соседнем, это буквально очень близко друг к другу дома, в 30 метрах, как в любом большом городе эти "хрущевки". Иногда они тихо сидели, пытались не выдавать свое положение, а иногда вели бой. Был у нас с ними бой, это было очень интересно. Мы просто перестреливались с ними из окна в окно, бегали, меняли этажи, меняли сектора огня, противник точно так же пытался то с одной стороны стрелять, то с другой. Стрелял с подствольника, закидывал гранаты, мы им тоже кидали гранаты. Моему товарищу на автомате пуля сбила прицельную планку — попала ему в автомат, когда он целился и сбила прицельную планку. Было интересно. Потом очень сильно они нас бомбили — обстреливали из СПГ и из танка, иногда миномет, иногда ГРАД, но реже. Танк на далеком расстоянии находится, его трудно поразить и он просто — дом, который торчит, довольно очевидная мишень, расстреливает планомерно. Обычно это было по несколько выстрелов в день. Ты просто сидишь в комнате — бах, соседнюю стену просто вынесло — дым, искры. Потом — хоп — улеглось, еще боеприпасы могли загоратся от этого, но то такое. И в один день они сильно нас обстреливали, часа 4 беспрерывного обстрела было из СПГ и танков, у нас много контузий у товарищей было.

Самое тяжело было не воевать, а жить потому что в 5-этажных зданиях мы жили в подвалах. Подвал в 5-этажном здании — это подвал, в котором работники трубы крутят, по потолку проходят трубы, ты ходишь в полупригнутом состоянии, с труб капает, сильнейшая влажность, пар, собаки и коты, они там лезут в твою еду, в спальники лезут в твои, воняет и людей очень много, вас там на этот подвал больше, чем он может в себя вместить, спите или по очереди или один на другом. Поднимаясь на этажи, ты постоянно цепляешься снаряжением обо все стены, кирпичи, передвигаемся в дырах стен для того, чтобы быстрее преодолевать разные подъезды. В дырку в стене тоже пролезть очень интересно получается, ты, как в пещеру, в нее влазишь, постоянно все рвется. В общем, если долго там пробывать, то не то что помыться, просто бы не сойти с ума, так вот… Были люди, которые долго сидели, были, которые реже, нас пытались менять день через день или два через два — так еще можно было воевать, но запомнил я это характерно как одно из самых невероятных мест с точки зрения быта тяжелого на войне. Перед боем это всегда интересно, это такое прям сакральное событие — подготовка к бою, сам бой, потом то, что после него происходит. У меня был случай, когда я не был в одном масштабном бою, мое подразделение было, я командовал ими из штаба, а они непосредственно находились на поле боя, и когда они вернулись мне хотелось сквозь землю провалиться, потому что мне стыдно было, что они прожили настолько невероятный день, а я сидел и по рации рассказывал как им жить. В самом бою, когда ведется огневой контакт или вас бомбят, несете потери, тяжело и ты думаешь — "Боже, снова черт меня сюда дернул". Конечно, нужно это делать, но привыкнуть невозможно. Заканчивается бой, вы эвакуируйтесь, едете домой, ты смотришь в лица тех людей, с которыми воевал, их всех любишь, ты думаешь, что это было самое лучшее, что со мной в жизни случалось.

ПЕРЕД БОЄМ

А сама підготовка дуже хвилююча? Ніч не спиш, знаєш, що задача о 4 ранку…

Если вы говорите про то, что за день до боя происходит, то да. Не то что невроз, и ты не можешь себе места найти, но ты обдумываешь, что тебе с собой взять, как адаптировать снаряжение, почищено ли оружие, хватит ли тебе боекомплекта, рассматриваешь ситуации, которые могут в бою произойти, анализируешь свои действия.

Это нервно, но до безумия не доходит, да, спать сложно, тем более что вставать в 3-4-5 утра и обычно планирование происходит вечером перед этим, окончательное планирование, поэтому промежутка до сна не так много остается с учетом всех дел, которые нужно доделать перед войной, поэтому спишь мало. В бою спать вообще не хочется и есть не хочется, ты будто весь день спал, хотя бывает такое, что потом солнце пригревает и начинаешь засыпать, но это уже фигня. В общем, волнующе. Но в целом все такой настрой сохраняют — холодной уверенности, убежденности, что это делать надо, мы всех убьем, никто не умрет, а если умрем, то значит так тоже надо. Довольно это происходит черно, но спокойно, фатально для людей в головах. Есть такой профанический подход — как бороться со страхом, можно в Интернете гуглить, найдешь всякие практики, механизмы отвлечения на другое, но это писали люди, возле которых не падали мины, наверное. Реально можно даже сквозь страх все равно делать то, что ты должен делать, только если ты всей своей головой понимаешь, для чего это все — для чего ты сюда приехал, для чего ты начинал и для чего ты воюешь и будешь понимать — мне страшно, но что мне остается? Ничего. Я не могу себе позволить пойти назад или сказать что я не могу, не пойду. Это и унизительно и бесчестно, поэтому придется делать. Страх испытывают все в разной степени, но его просто люди игнорируют — страшно и страшно, все равно.

8 ВЕЛИКИХ ШТУРМІВ

Скільки в тебе штурмів було за повномасшатбку?

Таких масштабных штурмовых операций — 8. И еще большое количество дней, просиженных в окопах в обороне, под обстрелами, диверсионных вылазок, мелких или не очень мелких, отбитий, отражения вражеских атак — такой бытовой войны было много, я не считал, а таких нормальных, в которых пришлось поучаствовать, то было 8. Это видео штурмовой операции в марте 2023 года, бои ведутся в лесополосах, мы тогда предпринимали попытку огневого налета, позже мы эту посадку доштурмовали до конца и далеко вышли. Это фрагмент кампании наступления южнее Бахмута. Разговор ведется о том, что когда идет штурм нескольких групп одной за другой — стрелять можно только если перед тобой своих нет, потому что если впереди меня находится эшелон моих товарищей, я могу попасть в них, в этих зарослях не видно, поэтому я уточнял у товарищей. Здесь я упал в "нору" от взрыва, от мины, в ней очень комфортно сидеть, потому что ты ниже уровня земли и скорее всего не зацепят. Випалено все, дерева, все-все-все…

Да. Ведется бой передовой группой, мы подпираем, ждем команды. Так вышло, после ранения моего товарища, я начал командовать, кто вокруг меня находился, ждем дальнейших указаний, после этого начался откат передовых групп, я пропустил первых и за мной пошли товарищи, слева еще некоторые наши. Стреляю, для того чтобы противник, пока наши люди поднялись и отходят, не мог поднять голову и начать по нам стрелять, когда над тобой свистят пули, даже если ты не понимаешь — по тебе стреляют или нет, на всякий случай вылазить не будешь. Методика — держу-иду, то есть кто-то стреляет, кто-то идет. Останавливаю огонь, чтобы он не подстрелил, критикую своих товарищей, потому что они сбились в кучу — так делать нельзя. Можно увидеть как дымит ствол от интенсивности.

Хлопцями, які на відео, ти керуєш чи хтось інший?

Теми, кто возле меня, — я руковожу просто потому, что я оценил обстановку, что здесь лучше, я им буду говорить что делать. Вообще в той операции шел командир, шел, я просто напросился, там вообще не моя группа воевала, я говорю — я хочу пойти с ними. Мне говорят — ну ладно. У них был свой командир, но я вижу что он был занят другими вещами, он с передовой группы был, он там принимал какие-то решения, говорю, давайте, делайте, что я говорю, тут надо так просто… Перпендикулярно нам находится посадка противника и на 12 от нашей посадки они с краю тоже сидят.

Яка відстань?

До первой группы, которая в нашей посадке была, наши товарищи дошли вплотную, от меня расстояние было на этом видео — ближайшие наверное метров 100, может 70. От нашей передовой группы — они пришли к ним в нору.

А до перекрестной посадки перпендикулярной, из которой по нам АГС бил и из которой пулемет тоже простреливал ее вслепую, наверное метров 400 было, на разных дистанциях, где-то ближе, где-то дальше, она им нужна была для того, чтобы подавлять нас, не прицельно, но на подавление работать.

Яка ймовірність, що там нічого немає замінованого? Дивись, як він біжить дуже швидко…

Правильный вопрос. Я сделал такой вывод — мы прошли вперед, теперь отходим назад, вероятнее всего, если бы что-то было — оно бы взорвалось, это не 100 процентов гарантии, что не взорвется, можно пройти мимо, потом взорвать, но идет штурм и обращать внимание на это можно, но это тоже надо брать в учет, что тебя это замедляет, могут пристреляться, ты можешь не успеть нагнать группу, и я бы смотрел внимательно под ноги, только если бы предварительно знал что вероятность мин здесь выше среднего, условно. Здесь, насколько мы знали, они не лазили, мы просматривали с дронов, не должно было быть.

Тут така історія, що навіть сховатися немає де?

Да, приходится ложиться в дыры от взрывов, падать за какие-то пеньки, просто в траву, хотя бы маскироваться.

Що означає "все"?

Я ему сказал, что он достиг той линии, на которой ему надо остановиться и закрепиться. Откаты происходят частями групп, всем вместе отходить нельзя, нужно, чтобы кто-то оставался все равно и держал сектор, чтобы противник не вылез и стрелял. Соответственно мы делаем это примерно пополам — половина передовой группы идет, половина стреляет. И потом меняемся. Теперь мы работаем " в двойке" с моим товарищем — он отходит, я стреляю, потом меняемся. Я говорю ему что я отстрелял магазин, он садится, начинает стрелять.

Вже поле, немає нічого…

Да, здесь выжженная земля, они плотно обстрелы вели. Это старая посадка. Бои шли много месяцев — низкой интенсивности или средней, сейчас еще штурм на них припал и поэтому тут все выкошено.

Кстати, тут выстрелил из подствольного гранатомета, сейчас второй раз собираюсь. Я примерно прикинул откуда по нам ведется огонь с пулемета и узнавал у товарища — откуда они слышали и решил туда пострелять. Они могут подумать, что это или АГС работает или даже с подствольника. И опять же подумают, что их видят и что им надо посидеть, спрятаться, даже если это не прицельно, поэтому эффективность в этом есть. Здесь наш раненый товарищ, который на первом видео был, возле которого прилетел ВОГ. Ему отрезают подвесную систему, чтобы осмотреть ранение и хотят его эвакуировать и можно увидеть в каком болоте все находятся, его даже вытянуть оттуда невозможно нормально, он не может ходить нормально, у него сильно болит нога…

Перед цим був дощ?

Да, там постоянно дождь, туман, влажность и просто не высыхает.

Вони ж не можуть його витягнути, витягують…

Да, вот такими темпами происходила вся эвакуация, иногда полегче было, иногда посуше, иногда еще сложнее, иногда его тащили под руки, иногда его перли вот так волоком по луже.

Це відео про те, в яких умовах відбуваються штурми…

Грязь, бруд… И не только штурмы, а и весь быт проходит. На штурм все идут с мыслью — будет тяжело, постоянно тяжело. Сколько ты не проходишь — постоянно задыхаешься, устаешь, всегда ты просто на исходе сил, всегда оно давит на голову, но ты с понимаем к этому относишься, потому что штурмовая операция, ты уже знаешь, на что подписываешься. А когда ты кроме того как идти на штурм в таких условиях, живешь постоянно, то оно конечно намного сильнее напрягает и хочется от этого всего отвлечься, уехать и чтобы тебя не трогали какое-то время. Вот у меня была операция летом, мы штурмовали лесополосу и там жара была около 36 градусов, и в этом всем снаряжении я просто вышел из БТРа, сразу забежали в посадку и просто останавливалось сердце.

Не просто глаза на лоб вылазили и ты потеешь — это вообще фигня, реально боль в районе сердца, реально ты останавливаешься, тебе надо просто подышать, чтобы не потерять сознание, и приходилось преодолевать в час по 50 метров максимум, потому что ты не просто идешь, ты идешь так, чтобы тебя не подстрелили, ты вовремя должен упасть, ты постоянно идешь с поднятым оружием и смотришь вперед, и ты идешь через кучу сваленных деревьев, нор противника, постоянно пригибаешься или что-то перепрыгиваешь и все сильно изматывает. Сам штурм в тот день был не очень сложным: два раза у нас был огневой контакт, противник отступал, он неожиданно нас перед собой обнаружил, начал стрелять, мы стреляли в него, и он сразу отступал. Один раз мы его встретили, потом шли дальше, нас просто мины пару раз бомбили, но за счет того что в этой посадке было много нор, которые нарыл противник, мы в них прятались и относительно безопасно все прошло. Второй раз точно так же — огневой контакт, они отошли, у нас были потери, но очень низкие в соотношении со средним штурмом, почти без потерь условно мы его прошли, но сложно было — просто страх. Хотя я там провел, наверно, в самой посадке часов 12, но от этой жары я просто сходил с ума. Я сидел с товарищем в яме, мы просто слушаем — бах, бах, бах, бах. С одной стороны мина летит в противника, взрывается. С другой стороны противник стреляет, взрывается.

Я смотрю — в этом окопе корень от дерева спиленный и на нем нарисован смайлик углем — какой-то поехавший русский сидел и рисовал себе смайлики. Думаю, может такая шизофрения, и шприц мы еще нашли воткнутый в землю.

От так ми подивился війну, війну без прикрас, так воно виглядає. Люди деякі дивляться і кажуть — та, що там на війні? І вони кажуть — просувайтеся, що ви так повільно йдете?

Да, да…Я не знаю, чем руководствуются…

Я тоже хочу, что бы оно все быстрее шло, я уже устал от этого. Понятно — приезжай, покажи, повоюй вместе с нами, потом у тебя изменится отношение к этому вопросу. Там, где люди могут, — они все делают. И еще будут говорить, что это все фейк и постанова. Так и есть.

ПРО СТРАХ

З огляду на те, що ти керуєш людьми під час бою, буває таке, що у людини ступор — він не може ні рухатися, ні говорити? Ти йому щось кажеш, а він тебе не чує, може бути таке?

Да, случается, это самое страшное. Как-то человек способен все равно адаптироваться под ситуацию и повторять за товарищем. Если такое случается, то достаточно просто ему сказать "Але! Проснись!". Бывает — покричать нужно. Но это делается не как с целью его заставить со страха, а скорее вернуть его в реальность, потому что он забывается и ему нужен сильный раздражитель. Но это не проблема, такое происходит не часто и это легко исправить, сказать ему — все, давай, соберись. Могу сказать точно, что у нас в моей роте ни разу не было, чтобы сказал кто-то — нет, мы не пойдем или ушел назад. Такого точно не было, это крайне презренно, так никто не имеет права поступать и у нас, благо, не приходилось…

Це якщо людина злякалась і говорить — все, я виходжу з гри…

Да. То, что ему страшно — кого это вообще волнует? Всем страшно.

ПРО РОСІЯН

А як взагалі штурмують росіяни? Вони як працюють?

Они научились не концентрировать свои боеприпасы в одних и тех же местах, у них лучше работает теперь контрразведка, труднее нам информацию получать, логистические маршруты, как например в Херсонской области. Вместо того, чтобы перевозить топливо — потому как мост мы бомбили, они прокопали трубу, которая качала топливо из Крыма или откуда-то, я не знаю, и просто сохранили себе такой маршрут. Мы не могли разбомбить и даже не знали, пока не вернули территорию. Вот в таких вещах, действительно не очевидных, они учатся, тоже у них развиваются fpv- дроны и все остальное, но пехота, я убежден, у нас самая лучшая и очень мотивированная. Я предполагаю, что у противника тоже есть такие люди, но мне не приходилось еще видеть не в Интернете, ни в живую, чтобы они работали очень хорошо. Конечно, они отпор дают, стреляют со всего вооружения, не все они парализованы страхом, но тем не менее такое случается.

Вероятно, такое и у нас случается, но я говорю больше об этом как явлении. Еще характерная черта российских штурмов, что они готовы жертвовать больше — они дают в штурмовые группы больше людей, больше техники, из-за этого несут больше потерь, но тем не менее это может сработать. То есть конвертировать количество потерь в количество захваченных квадратных метров реально и вот так они это делают. У нас такого нет ресурса — людей расходовать и более делать это рационально, возможно, медленнее, возможно не на всех направлениях, но можно.

А ти зустрічав мотивованих росіян на війні?

Нет.

Людина реально пішла, вважає нас нацистами і це щиро в неї такі відчуття…

Я убежден, что такие есть. Я таких не встречал. Если он сдается в плен — скорее всего он не такой — он или погибает, или убегает. Раньше чем до него дойдем. Поэтому не попадалось, но я уверен, что такие есть, многие из них в это верят и даже понимают, то есть это не то, что у них там какое-то лицемерие, это возможно лицемерие их власти, потому что их власть не верит в то, что она говорит, а сами россияне, рядовые, вполне могут в это верить. Они обманутые, кого это волнует? Придется воевать значит так, с обманутыми.

Я думаю часто — є ж такі люди, які досі себе не знайшли. От навіть зараз, твого віку, або менші, старші, от досі люди себе не знайшли, півтора року повномасштабки, вони не розуміють, що робити…

Да…Конечно зависит от конкретных случаев, но я убежден, что это из-за того, что мы в таком мире живем — трудно понять, чем ты хочешь заниматься, у тебя из альтернатив менеджмент по маркетингу, какой-нибудь макдональдс и война. И они боятся идти на войну, хотя они даже не знают, что они, вся их жизнь это была просто прелюдия к этой войне, а из обстановки, в которой росли люди, боятся рисковать, боятся предпринимать серьезные решения, им бы стоило это делать потому что иначе они не поймут, кто они такие есть.

А ЯКЩО НЕ НА ФРОНТІ…

Ти ж всіх на війну не затягнеш…

Так и есть, в принципе и не надо, честно говоря, если бы все себе правду говорили, сами себе, чем они хотят заниматься и отдавали отчет связи с реальностью, хватало бы людей и те, кто не был, не воевал бы, могли бы помогать фронту любыми другими средствами. У нас, конечно, есть модель экономического фронта, это смешно звучит, но по факту человек, который занимается каким-то бизнесом, более или менее крупным, это реально нормальный финансовый оборот, нормальные налоги в страну — это полезное дело. Просто для многих это оправданием служит. Волонтерство, конечно. Я когда в начале войны, мы волонтерку получали мешками, можно было на каждый день недели одежду менять, они нам прислали, я был невероятно доволен людьми этими, конечно, это все очень полезно. Ну и с пониманием вообще относиться к войне, с пониманием своего положения в стране, пока идет война, и с пониманием того, что делают люди, пока ты находишься дома. И тогда не будет никаких недопониманий, дискомфорта, все будет нормально.

ЯК ЗМІНИЛА ВІЙНА

Давай трохи про тебе поговоримо, на фінал. Ти особисто як змінився за час повномасштабки, зокрема, подорослішав?

Это не очевидно, это как с какими-то боевыми заслугами человек просто воюет, просто делает то, что он должен делать и спустя года он просто, оборачиваясь, понимает — насколько большой путь преодолел и как это теперь многих мотивирует. Конечно, вот это отношение к жизни, к смерти, к тому, что в жизни ценно, меняется, но можно точно сказать, что люди, которые пришли, которые хотели сюда попасть — попали, повоевали, поняли, кто они на самом деле, они как бы самоуспокоились, они себя нашли и, возвращаясь в большие города тыловые свои, они уже намного увереннее чувствуют себя, потому они понимают что они делают на этом месте, зачем они вообще живут, такая холодная уверенность просто — мне это так видится. Конечно, есть ряд возмущений, недовольства нынешней реальностью, но куда деться? В целом да, меняется, но если так спросить человека — что в тебе изменилось? Наверно, сам не поймет, это часто видно только со стороны.

ПРО ЖИТТЯ І СМЕРТЬ

Як ти до смерті ставишся?

Спокойно. Сильно много ее.

Много, много и она просто становится такой обыденностью. Сколько товарищей я знал или у меня были товарищи, я еще служил раньше в другой бригаде, в АТО, когда был, я знаю некоторых товарищей — они погибли, я помню с тех времен и в начале войны — это все было очень шокированно. Сейчас с данью уважения к этому относишься, спокойно. И к своей собственной смерти тоже. Мы говорим эти слова, что все равно все в итоге умрут, но вопрос в том, как ты жизнь эту проживешь, какие действия ты будешь совершать и будешь ли ты прав, пока ты это делаешь. Но, конечно, просто говорить — одно. Человек, который в это действительно верит, он будет намного эффективней на поле боя и в своей жизни. Стоит, конечно, понимать, что идет война, стоит многие вещи в своей жизни с этим соотносить. Мы много можем делать пользы для войны, даже в мелочах, но этого не делаем. Как и в отношении к военным, ко всему информационному потоку в Интернете, к волонтерству, но все и так это понимают. И хотел бы сказать всем, кто уехал, возвращаться. Просто надо всем вам вернуться. И еще хотел бы сказать, что пора заводить всем семьи и рожать детей, это тоже очень важно и многие этим пренебрегают. Это такие самые важные вещи.

Для того, щоб було більше українців?

Конечно.

Дуже дякуємо всі, в коментарях люди подякують. Я би просила бути обережним. Андрій сидить, я розумію, чому він зараз на війні, що він робить… Я просто бачу, що ти такий енергійний і вже рвешся в бій. Дуже дякую, будь обережним і наближчим часом побачимося знову, ще нам розкажеш історію. Дякую тобі, дуже.

Анна Мірошниченко, "Хто з Мірошниченко", 5 канал